Закончив с «хотелками» и планом взаимодействия, я направился к давешнему ротмистру.
– Разрешите, Аркадий Данилович?
– Проходите, Сергей Петрович, с чем пожаловали? – М-да, мне, похоже, не рады.
– Аркадий Данилович, я приношу вам извинения за свое поведение. – Рад не рад, а мужик он умный. И попытаться примириться надо обязательно.
– С чего это вдруг?
– Просто успокоился и набросал свои наблюдения.
– Что же, похвально, а от меня что вам надо? – Похоже, крепко его обидел, до сих пор злится.
– Наш разговор подтолкнул меня к пересмотру тактики осназа, я подумал, что вам небезынтересно будет посмотреть, что получилось.
– Давайте ваши бумаги. – И он углубился в чтение. – Интересно, интересно. Да, похоже, наш разговор пошел вам на пользу, это уже не бегание со стрельбой. Но я понимаю, что это дело будущее?
– Да. К сожалению, на данный момент мы не располагаем ни людьми, ни снаряжением. – Заметив его отсутствующий взгляд, мне стало ясно, что дальнейший разговор бесполезен. По крайней мере, я сделал все, что мог. – До свидания, Аркадий Данилович.
– До свидания.
Если гора не идет к Магомеду… Поищем Панютина. И заодно передадим ему документы, так, на всякий случай. Во избежание, так сказать.
Вот тут я набегался. Статс-секретарь был неуловим. Но в конце концов был мной пойман. Разговаривал с ним буквально на ходу. Забрав у меня записку, он пообещал ее внимательно изучить, на этом мы и расстались.
Пару дней нас вообще не трогали. Чтобы личный состав не расслаблялся, я устроил инвентаризацию всего имущества, а по ее окончании ПХД. А то проверка, и буду выглядеть в глазах начальства очень неприглядно. К счастью, никого не принесло, и началась рутина. Ничего интересного. И слава богу, значит, присмирели студентки. Так прошла неделя.
Кто сказал, что понедельник день тяжелый? Тогда он не видел пятницы. А все начиналось вполне прозаическим вызовом на совещание. Я раз в неделю ходил, слушал и уходил. Меня не дергали, не учили жить, и это меня устраивало. И в этот раз все катилось по проверенному сценарию, пока очередь не дошла до ротмистра Музыченко.
– Господа, у меня неприятная новость, и касается она Александры Семеновны.
В кабинете воцарилась гробовая тишина. Такое заявление, сделанное здесь…
– Что случилось? – очень мягко спросил Панютин.
Вот только у меня и у остальных мороз по коже прошел. Статс-секретарь был доверенным лицом Тотлебена, который в племяннице души не чаял, и репутация у обоих была соответствующая. Крови не боялись ни своей, ни чужой и на расправу очень скоры.
Из доклада ротмистра ситуация выглядела просто дерьмовой. Некий вертопрах подбивает «клинья» к нашей девочке. Сам по себе он так, гонористый шляхтич из обедневших, но происходит из достаточно знатного рода. Числится сей пяст в таможне, не комильфо, но деньги не пахнут, а жить хочется на широкую ногу, вот только это все вершина айсберга. Музыченко раскопал, что сей индивидуум, в миру Казимир Булакович, тридцати двух лет от роду, являлся классической «медовой ловушкой». И теперь он нацелен на Сашеньку, причем за ним стояли весьма серьезные люди. Прочитав переданный мне список, я присвистнул. М-да, крутовато все закрутилось.
– Не свистите, поручик, – одернул меня полковник Першин.
– Где мы их хоронить будем? – прикинулся я тупым отморозком. В это тухлое дело лучше не соваться. Верхи помирятся, а пешек вроде меня сделают крайними.
– Сергей Петрович, не прикидывайтесь идиотом, вам это не идет. – Панютин «ласково» посмотрел на меня. – Сами знаете старое правило…
– Господа, резать этого хмыря не стоит, как и украшать фонарями. – Пожав плечами, я сел.
Далее звучали разные предложения, вполне здравые, но к единому мнению так и не пришли. По текучке в свете таких новостей пробежались минут за десять. На этом все и закончилось. Но не для меня. Спустя два часа меня выдернули к Панютину. Заходить в клетку к тигру пробовали? Нет? Не стоит и начинать. Но я от этой чести отвертеться не могу.
– Здравия желаю, Степан Федорович, – поприветствовал я хозяина кабинета, вытянувшись в струнку. Глазами ел начальство, являя собой готовность выполнить любой приказ. В письменном виде, естественно.
– Проходи, Сережа, не на плацу. Располагайся. Как настроение? – с ехидной улыбкой спросил он.
– Отличное.
– Вот и славно, а то все головы повесили. – В этот момент Панютин, как никогда, напоминал тигра.
– Никак нет…
– Сережа, я понял, что тебя что-то насторожило? – не тратя времени на экивоки, задал он мне главный вопрос.
– Да, Степан Федорович, можете считать меня параноиком, но я не верю Музыченко. – Вот тут нужно говорить правду, нравится она ему или нет. Сейчас недомолвки или ложь недопустимы, от этого зависит моя дальнейшая жизнь.
– Можете это обосновать? Фактами. – Панютин нехорошо поглядел на меня.
– Да. Во-первых, такие сведения дают непосредственно в руки, а не орут о них на совещаниях. Зачем он это сделал? Он что, зеленый офицер? Отнюдь. Не удивлюсь, если об этом скоро начнут судачить на Привозе. А жена Цезаря…
– Продолжайте. – Да, вот это выдержка, даже ни один мускул не дрогнул.
– Его действия с арестованными. Фактически он дал им время прийти в себя. Что это? Саботаж? В глупость я не поверю, не тот типаж. Следствие идет, но так медленно. У нас убитые и раненые, а он о законности.
– А не рано вы его во враги записали? Он работает, а вот вы, Сережа, больше привыкли к войне. И сейчас действуете дома, словно вы на Балканах.
– Может быть. Вот только, Степан Федорович, папочка у него интересная. Я за гораздо меньшие сведения с людьми такое творил… А здесь все по полочкам разложено. Прям загляденье, хоть в музей выставляй. Не бывает так. Я понимаю, что ощущения к делу не пришьешь, но в эти бумаги я не верю.